В Бухенвальдском музее среди экспонатов есть заспиртованное сердце, пробитое пулей.

Его заспиртовали.
Застеклили.
Теперь оно
Подобьем кулака —
Прошитое, пробитое навылет,
Живет.
И проживет еще века.

Кто он —
Старик ли,
Девушка ли, парень?
Чуваш ли, русский?
Кто он, человек?
Что в этом сердце уместила память
В наш потрясенный варварами век?!

Одно я знаю:
Сердце то любило
Свободу, что на подвиги зовет.
Его свинцом эсэсовца пробило,
И все-таки оно
Еще живет!

Пусть жертва стала пеплом и золою,
А сердце — экспонатом под стеклом, —
Оно летит,
Вращается с землею,
Напоминая миру о былом...

О сердце человека!
Пред тобою
Я замираю в скорбной тишине.
Мы бдительны.
И мы готовы к бою.
Но разгуляться не дадим войне.

О Бухенвальд!
Здесь пламя клокотало
Людского гнева и беды людской.
О, сколько здесь
Живых сердец не стало!
О, сколько
Стало пеплом и золой!
О Бухенвальд!
Ты стал теперь музеем
Людского горя.
Кладбищем сердец...
Здесь, любопытства ради,
Не глазеют.
Здесь плачут.
Здесь рыдают, наконец!

...Алеют розы.
Яркие. Живые.
Знать, из сердец пробитых проросли.
А где-то снова тучи грозовые
Несут огонь на города земли.

А где-то,
Забывая об уроках,
В заре кровавой
И во тьме ночей
По-прежнему
Нацелены жестоко
В сердца людские дула палачей.

Я чувствую,
Как на меня взглянуло,
Как подступило к сердцу холодком,
Одно из многих — вражеское дуло,
С которым мир давным-давно
Знаком.
Но жалок тот,
Кто бурю вновь посеет.
Он не уйдет от страшного суда.
И сердцу моему
Не быть в музее,
Такое не случится никогда!

Оно должно свободной птицей биться
В моей груди.
Любить и горевать.
Я говорю:
— Такое не случится.
Мир говорит:
— Такому не бывать!
Двадцатый век!
Дай мне на верность руку.
Клянусь,
Что я сумею до конца
Быть совестью твоей
И верным другом,
Что бережет от выстрелов сердца!

Автор Г. А. Ефимов. Перевод В. Фирсова